Как Румыния и Польша приблизили начало Второй мировой войны
Еще одной ступенькой, приблизившей большую войну в Европе, стало до сих пор малоизвестное соглашение между Германией и Румынией. Кроме того, даже весной 1939 года сохранялся шанс, что Польша изменит свою позицию и будет сотрудничать с державами, противостоящими Гитлеру. Что писали об этом в своих шифровках советские дипломаты?
Дипломатия предвоенных лет настолько насыщенна и многообразна, что есть соблазн вырвать из общего контекста какую-то одну специфическую линию без учета взаимосвязей европейской политики того времени. Это был период, пожалуй, наибольшей активности европейской дипломатии за всю ее зарегистрированную историю.
Дипломатические ведомства всех основных игроков работали на износ, хотя по объективным причинам их методы и практика сильно разнились. Но сразу бросается в глаза, что гитлеровская Германия и Великобритания практически постоянно на протяжении 1938 и 1939 годов прибегали к использованию тайной дипломатии, закулисных переговоров и закулисной торговли. И нет ни одного зарегистрированного факта, который свидетельствовал бы о том, что СССР до окончательного провала переговоров о коллективной безопасности с западными странами прибегал бы к аналогичным практикам.
Предсказание Майского
Германская дипломатия решала сразу несколько стратегических задач. На том этапе развития событий ключевым для Берлина становилось создание так называемой Срединной Европы, то есть консолидация «под себя» всех национальных государств Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы, а при некотором стечении обстоятельств – и балтийских государств с частью Скандинавии. Аншлюс Австрии, разрушение и поглощение Чехословакии были только началом этого пути. Дальше путем угроз и шантажа предполагалось поглотить или перевести в орбиту своего влияния Венгрию, Румынию, Польшу, Югославию, Болгарию (Албания была уже оккупирована Италией, а Греция была недоступна из-за наличия там мощного проанглийского лобби) и прибалтийские государства.
Вот как описывает эту обстановку советский полпред в Лондоне Майский в письме наркому Литвинову в Москву от 24 марта 1939 года:
«Я вполне согласен с Вами, что Чемберлен и Даладье еще не сдались и будут стремиться продолжить, поскольку возможно, свою политику «умиротворения». Понятно, поэтому, что все разговоры о смене вех в Лондоне и Париже (Майский имеет в виду разочарование правящих кругов Великобритании от неудачных результатов мюнхенского сговора, см. предыдущие материалы спецпроекта «Дипломатия Победы» – прим. ВЗГЛЯД) пока остаются в большей своей части разговорами, а на прочность «советофильских настроений» в руководящих кругах обеих стран рассчитывать не приходится. Достаточно было бы Гитлеру сейчас сделать какой-нибудь миролюбивый жест для того, чтобы любители «зонтика» немедленно же воспрянули духом и вновь заговорили бы о необходимости «верить» обещаниям фюрера. (Майский имеет в виду премьера Чемберлена, постоянно ходившего с зонтиком. С этим джентльменским аксессуаром он не расставался и на мюнхенской конференции. Зонтик Чемберлена быстро превратился из специфической черты его личного имиджа как классического британского джентльмена в символ политики «умиротворения», которую Чемберлен и его окружение проводили по отношению к Гитлеру. Впоследствии такую же трансформацию из частного образа в символ политического тренда проделали, например, сигара Черчилля и трубка Сталина. Большую роль в формировании такого рода доходчивых символов играли британские СМИ с их традиционным пристрастием к политической карикатуре – прим. ВЗГЛЯД.)
Однако этот последний как будто бы не собирается даже делать таких «жестов». За Прагой последовал Мемель, за Мемелем – Румыния (торговый договор), за Румынией вырисовываются новые жертвы – Данциг, Дания, Юго-славия и др. Сверх того, в порядок дня, главным образом уже по инициативе Муссолини, ставится проблема Средиземного моря. В такой обстановке Чемберлену и Даладье оказывается все труднее выдерживать линию на «умиротворение». Общественные настроения в обеих странах несомненно повышаются, а главное в сознании масс, в том числе и консервативных, все более оседает убеждение, что договориться с «диктаторами» о каком-либо приемлемом компромиссе невозможно и что единственным выходом из положения становится создание оборонительного «Великого Альянса» всех миролюбивых государств, т. е. по существу возвращение к принципу коллективной безопасности.
Конечно, если бы Чемберлен и Даладье были бы уверены, что агрессию Гитлера можно повернуть на Восток, против СССР, они, возможно, нашли бы пути и способы «убедить» массы не волноваться по поводу разных там «Великих Альянсов». Но в том-то и дело, что правящие верхушки обеих стран такой уверенности не имеют. Гитлер прекрасно понимает всю опасность атаки СССР и, вероятно, десять раз подумает, прежде чем рискнуть на такую авантюру. Гораздо вероятнее, поэтому, что линия его главного нажима пойдет на Запад, конкретно по вопросу о колониях. Этому нисколько не противоречит тот факт, что в последние недели Германия как будто бы повернула острие своей агрессии в восточном направлении. Несомненно, все страны, расположенные между восточной границей Германии и западной границей СССР (т. е. балканские и балтийские) – одни больше, другие меньше – находятся сейчас под угрозой либо превратиться в германский «протекторат», либо стать экономической колонией Берлина. Каков, однако, смысл германской агрессии в Ц. и ЮВ Европе? Мне кажется, что смысл состоит в том, чтобы в кратчайший срок реализовать пресловутую «Серединную Европу», тем самым поставить на службу Германии все сырьевые, продовольственные и др. ресурсы указанных выше стран и подготовить, таким образом, для нее возможность «большого удара». В каком направлении? Вероятнее всего, на Запад».
События развивались точно по оценке Майского. Вынудив Литву передать Германии Мемель (Клайпеду), Берлин определил сразу несколько «точек шантажа» соседних стран. От Дании требовалось вернуть ту часть Шлезвига, которая была отторгнута от Германии в пользу потомков викингов по Версальскому мирному соглашению по итогам Первой мировой войны. Аргументация Берлина была предельно проста: Дания вообще в войне не участвовала, так с какой стати ей отдали землю с преимущественно немецкоговорящим населением, которую ранее для Рейха отбил лично Бисмарк? Примерно по той же схеме выдвигались и претензии к Голландии. Требования к Польше были наиболее проблематичны, и они широко известны: Берлин требовал, чтобы Польша предоставила Германии транспортный коридор в Восточную Пруссию и прекратила бы действие статуса «вольного города» для Данцига (современный Гданьск), в котором в то время также преобладало немецкое население.
Но в направлении Румынии Берлин предпочитал совмещать открытые ультиматумы с секретной дипломатией.
Миссия Вольтата
В середине марта 1939 года в Бухарест приезжает Хельмут Вольтат, одна из самых загадочных и интересных фигур Третьего рейха. Официально он занимал пост министериал-директора отдела валютных поступлений в имперском министерстве экономики. На деле же Вольтат, бывший драгунский лейтенант, женатый на американке немецкого происхождения и учившийся в Колумбийском университете, а в Веймарской республике торговавший маслом, подчинялся непосредственно Герману Герингу и выполнял в предвоенный период его личные поручения, в том числе секретные миссии международного характера. Ему приписывают также участие в разного рода оккультных экспедициях, которыми очень увлекались Геринг и Гиммлер и обросшие со временем конспирологией общества «Туле» и «Аненербе».
В частности, именно Вольтат организовал и провел первую немецкую экспедицию в Антарктике (Новая Швабия). Зачем это было нужно Берлину – не ясно, возможно, просто престижа ради. Но именно экспедиция Вольтата породила затем конспирологические слухи о создании в Антарктиде «тайной базы нацистов». На карте мира до сих пор существуют «горы Вольтата» в Земле Королевы Мод. Именно там они что-то копали.
Правда, Советский Союз эту фашистскую топонимику никогда не признавал. Еще в 1960-х годах советские полярники (в том числе «в штатском») исследовали горные массивы Земли Королевы Мод. «Тайной базы нацистов» или живого Гитлера, конечно же, не нашли, но предложили мировому сообществу все это переименовать. И уже в наше время, в 2003 году, российская антарктическая экспедиция снова поднялась на ледяные горные вершины и переименовала их в пик Георгия Жукова, пик Святых Бориса и Глеба и пик Владимира. На пике Бориса и Глеба поставили двухметровый православный крест, на чем историю «фашистского вторжения на Антарктиду» можно считать законченной.
Кроме того, Вольтат отвечал за создание германского китобойного флота, что позволяло ему легально посещать Великобританию на всякого рода специализированных конференциях. Сейчас это кажется странным, но в середине прошлого века китобойный бизнес был принципиально важным для экономики европейских стран. Антарктические экспедиции и китобойный флот, помимо всего прочего, были для Берлина пропуском в мир морских держав, и эта миссия Вольтата были чрезвычайно важна. Но именно Хельмут Вольтат участвовал с германской стороны в феврале 1939 года в переговорах с «международным комитетом по беженцам», в котором доминировали американцы, по вопросу еврейской эмиграции из Германии. Переговоры закончились ничем из-за стойкого нежелания каких-либо других стран, кроме США, принимать немецких евреев. Затем все это просто потеряло актуальность. Для Берлина это был принципиальный идеологический вопрос, где-то даже более важный, чем начинавшая стагнировать и разваливаться экономика.
И потому роль Хельмута Вольтата, внешне неприметного дядечки, носившего на американский манер фетровую шляпу, была чрезвычайно важна. Мы до сих пор не знаем, до чего он там договорился с американцами, но точно известно, что он смог навязать своему американскому контрагенту Джорджу Рабли официальные дух и букву «нюрнбергских расовых законов» при «определении еврея». Все это задним числом вызывает много вопросов.
И вот такой персонаж, как Хельмут Вольтат, приезжает в Бухарест, приходит к королю Каролю II и говорит примерно следующее: Германия инвестирует в румынскую «нефтянку» 250 миллионов марок, то есть фактически покупает ее на корню. Германии предоставляется эксклюзивное право иметь в румынских портах особые склады и «зоны». Германия имеет право строить на территории Румынии железные и шоссейные дороги где угодно по своему усмотрению. Все ограничения на поставки нефти и нефтепродуктов в Германию отменяются. В качестве бонуса и пряника Германия будет закупать также на корню всю румынскую сельскохозяйственную продукцию и получает монополию на лесозаготовки. При этом платить за все это Берлин намерен не живыми деньгами, а оружием на переоснащение румынской армии, для чего в Бухарест прибудут немецкие военные советники. А нефтепромыслы в Плоешти, как объект немецких инвестиций, тоже будут защищать германские войска. С танками.
Думайте, господа румыны, но недолго. В противном случае тут в засаде сидит глубоко обиженная Трианонскими соглашениями Венгрия. Ее можно отвязать с поводка, и тогда не то что Трансильвании – вообще никакой Румынии не будет. Видели, что они с Карпатской Русью сделали? Тут надо напомнить, что к этому моменту венгерская и румынская армии уже стояли друг против друга по «трианонской границе». Просто венграм объективно не хватало возможности развязать войну против Румынии в одиночку. На чем очень активно и спекулировал Берлин.
Чисто теоретически Бухарест мог обратиться за помощью и к «великим державам», включая СССР, и к «Балканской Антанте», и даже к Турции. Вместо этого румынский посол в Лондоне Виорел Тиля развернул странную активность по устрашению британской элиты и общественного мнения новой войной. К Москве и вовсе никто не обращался. В результате 23 марта в Бухаресте Вольтат и германский посланник Фабрициус подписывают с министром иностранных дел Румынии Григоре Гафенку соответствующий договор. Примечательно, что именно Гафенку через год станет послом в Москве и пробудет в этой должности вплоть до нападения Румынии на СССР.
В историю это соглашение вошло как «Договор Вольтата», и буквально через считаные недели этот же человек будет играть ключевую роль в тайных переговорах в Лондоне о сепаратном соглашении между Германией и Великобританией. Но его переговоры в Румынии длились не один день, и до Москвы изначально все-таки доходили обрывки данных о том, что происходит в Бухаресте.
Румынские издевательства
Еще 19 марта Литвинов пишет короткую записку Сталину и Молотову:
1. Я вчера передал английскому послу (Сидсу – прим. ВЗГЛЯД) наш ответ (18 марта Чемберлен через посольство запрашивал у советского правительства, как оно будет поступать, если Германия вторгнется в Румынию – прим. ВЗГЛЯД). Он мне сообщил, что только получил копию телеграммы, посланной английским посланником в Бухаресте, с просьбой «приостановить акцию» (демонстрация единства и силы с целью поддержки Румынии – прим. ВЗГЛЯД). Посол полагает, что румыны бьют отбой, что подтверждается и газетными сообщениями. Это можно объяснить как получением Румынией каких-то успокоительных заявлений, так и решением Румынии уступить германскому давлению. Сегодня румынский посланник сообщил НКИД, что его правительство опровергает слухи о германском ультиматуме и заявляет, что переговоры с германскими представителями не выходили за рамки обычных экономических переговоров. Возможно, что Германия заставила Румынию дать это опровержение.
Мне кажется, что, предлагая Англии созвать совещание заинтересованных держав, мы должны были назвать и Турцию, состоящую в союзных отношениях с Румынией. Турция, несомненно, чрезвычайно обидится, если узнает (она наверно это узнает), что мы ее «обошли». Прошу разрешения немедленно сообщить английскому послу, что я забыл назвать ему в числе возможных участниц предполагаемого совещания Турцию.
2. Гржибовский (польский посол в Москве – прим. ВЗГЛЯД) вчера же мне передал ответ Бека на наш вопрос (присоединится ли Польша к заявлению в поддержку Румынии – прим. ВЗГЛЯД). Польша, конечно, не одобряет германских методов, но она ограничится подтверждением получения германских нот, не давая ответа по существу, ибо «согласно известным традициям Польша не любит выступать с протестами, если за этим не следуют соответственные действия».
Позиция Польши тут, как будет ясно впоследствии, критично важна, поскольку «по существу» Варшава решила и вовсе никогда не выступать, прикрываясь непонятными «традициями». Чем это закончилось – мы помним.
Сразу же после подписания германо-румынского соглашения 26 марта первый замнаркома НКИД Владимир Потемкин вызывает для беседы румынского посланника Николае Диану.
«Диану заявил мне, что правительство поручило ему предоставить нам некоторые разъяснения по поводу экономического соглашения, заключенного 23 марта между Румынией и Германией.
По словам Диану, упомянутое соглашение заключено вне связи с последними событиями в Центральной Европе – в частности, с занятием Чехословакии Германией. Еще в начале декабря прошлого года между Румынией и Германией велись переговоры, предусматривавшие то, что было оформлено 23 марта с. г. После событий, положивших конец существованию Чехословацкой республики, румынское правительство не сочло возможным отказаться от намечавшегося соглашения. Это было бы принято Германией как вызов и повлекло бы за собой самые тяжелые последствия для Румынии.
Соглашение 23 марта, как утверждает румынское правительство, ничем не ограничивает суверенных прав Румынии ни в хозяйственной, ни в политической области. Не создает оно для Германии и каких бы то ни было монопольных прав в Румынии. Другим странам не возбраняется договариваться с Румынией точно так же, как это сделала Германия. Неоспоримо, что Германия является крупнейшим клиентом Румынии, приобретающим львиную долю ее экспорта. С другой стороны, Румыния сама производит в Германии весьма значительные закупки. При таких условиях вполне естественно, что обе стороны заинтересованы в расширении базы их экономического сотрудничества. При помощи Германии Румыния надеется оживить свое сельское хозяйство, поднять разработку своих природных богатств, улучшить транспорт, развить систему банковского кредита. Весьма охотно такую помощь румынское правительство приняло б и от других государств, если бы они этого пожелали. Между прочим, в ближайшее время в Румынию из Англии выезжает экономическая делегация. Отсюда можно заключить, что британское правительство учло возможность и своего участия в экономическом оживлении Румынии и намерено осуществить это параллельно с Германией».
Посол Диану откровенно издевался. Произнесенный им текст не согласовывался не только с фактами, но и просто со здравым смыслом. После войны он обоснуется во Франции, где будет возглавлять различные эмигрантские организации типа «Румынской лиги борцов за права человека». Но сейчас куда более важна его ссылка на некую британскую делегацию. Это был намек на то, что СССР тоже мог бы включиться в борьбу за «оживление экономики Румынии».
Но Николае Диану не знал, что Чемберлен направил эту делегацию в Бухарест без каких-либо конкретных предложений и полномочий. В таких случаях в Лондоне принято назначать главой делегации особенного человека. В марте 1939 года британскую делегацию в Румынию возглавил Уильям Фрэнсис Форбс-Семпилл, 19-й лорд Семпилл, представитель одного из древнейших шотландских родов, не имевший ни малейшего отношения ни к дипломатии, ни к внешней торговле. Он был летчиком, авиатором, инженером. Исповедовал крайне правые взгляды, был законченным антисемитом, состоял в обществе Англо-Германской дружбы и в «Правом клубе» Арчибальда Рамси.
Но самое неприятное, что впоследствии он будет идентифицирован как японский шпион, который еще с 1920-х годов передавал в Токио новейшие авиационные разработки и даже целые самолеты. Его несколько раз арестовывали, допрашивали и даже держали в камере (целого наследственного пэра Шотландии!) полицейского участка. Терпение Черчилля лопнуло после налета на Перл-Харбор. Офис лорда Семпилла обыскали, нашли множество секретных документов и идентифицировали его телефонные переговоры с посольством Японии. Вопреки законам военного времени с ним ничего не сделали, лорд все-таки, но вынудили уйти из публичной жизни. Уже после его смерти в 1965 году были обнародованы архивные документы, подтверждающие, что 19-й лорд Семпилл почти 20 лет работал на японскую разведку. А его поездка в Румынию была для Чемберлена обычным в таких случаях камуфляжем, как в 1938-м – аналогичная миссия в Бухарест лорда Ллойда.
Потемкин продолжает:
«Я осведомился у Диану, что представляют из себя «свободные зоны», которые получает Германия в Румынии в силу соглашения 23 марта. Диану ответил, что речь идет о предоставлении Германии в некоторых румынских портах тех же экономических прав, которыми, например, пользуется Югославия в Салониках (в тот период у Югославии не было железных дорог к портам Адриатики, а сами эти порты имели ограниченные возможности. А потому по особому соглашению Югославия могла беспошлинно отправлять грузы по железной дороге через Македонию в греческий порт Салоники – прим. ВЗГЛЯД). Я спросил далее, почему самим румынским правительством была поднята тревога по поводу «ультиматума», якобы предъявленного Румынии немцами – если сейчас оказывается, что Румыния едва ли не облагодетельствована Германией? Диану пробормотал, что румынский посланник в Лондоне (Виорел Тиля – прим. ВЗГЛЯД), очевидно, не вполне разобрался в сущности германских предложений. «Впрочем, – неожиданно добавил Диану, – я прошу иметь в виду, что я лишь выполняю поручение своего правительства, сообщая вам разъяснения, переданные мне по телеграфу. Лично я опасаюсь, что соглашение 23 марта является лишь первым шагом со стороны Германии, на котором она может и не остановиться. Мы вынуждены были пойти на это соглашение, чтобы не оказаться с глазу на глаз с Германией, раздраженной нашим отказом. Ведь никто до сих пор не хотел нас поддержать – ни Франция, ни Англия, ни СССР, нашему коммерческому атташе правительство поручило выяснить у Наркомвнешторга возможности оживления наших экономических связей с СССР. Ответа он до сих пор не получил. При таких условиях нам волей-неволей пришлось пойти на соглашение с Германией».
В дальнейшей беседе, пытаясь вместо самооправдания перейти в наступление, Диану не без ехидства доказывал, что дипломатическая акция четырех держав, собирающихся как будто прийти на помощь Румынии, до сих пор не дала конкретных результатов. В частности, как он слышал, и Советское Правительство не то отклонило английское предложение о совместной декларации, не то выдвинуло со своей стороны некоторые условия, затруднявшие осуществление английского плана.
Я возразил посланнику, что он, очевидно, неправильно информирован о переговорах между четырьмя державами по вопросу о противодействии германской агрессии. Как известно, Советское Правительство предложило созвать конференцию шести держав для обсуждения плана координированных действий. Это предложение было отклонено. Правительство СССР согласилось на предложенную Англией декларацию, хотя последняя и является недостаточной. Сейчас дело уперлось в позицию Польши, уклоняющейся от прямого ответа относительно предложенной ей декларации.
Диану заметил, что поведение Польши вполне понятно. И она, подобно Румынии, не может продемонстрировать свою антигерманскую позицию, не имея твердой гарантии, что великие державы поддержали бы ее в случае конфликта с германским агрессором».
Надо признать, что этот примитивный румынский шантаж (дайте нам денег, то есть «оживите экономические связи», а то мы целиком перейдем на темную сторону) действительно работал. Уже 31 марта в Париже было подписано французско-румынское торговое соглашение, по которому Франция серьезно облегчала закупки товаров и продукции у Бухареста. А 11 мая Лондон принял решение закупить у румын 200 тыс. тонн пшеницы, 600 тыс. тонн нефти и еще дать заем в 5 млн фунтов.
Напомним, что все это происходило на фоне пребывания в Москве так называемой миссии Хадсона и странной ситуации, которая сложилась вокруг создания совместной декларации стран, теоретически объединенных антигитлеровским видением мира. Сама по себе эта бумага именно что и была декларацией. Она никого ни к чему не обязывала и не имела практической юридической силы. Но таким образом можно было хотя бы, как говорят в пехотном бою, «обозначить себя», проявить свою позицию. Была надежда, что даже такая демонстрация совместной воли как великих держав, так и стран поменьше могла бы хотя бы частично приостановить агрессию. Советский Союз настаивал на том, чтобы декларацию подписали не только СССР, Великобритания и Франция, но также Польша, Румыния, Турция. На Варшаве тогда все и сломалось.
Польша поддерживает Германию
25 марта нарком Литвинов принял посла Польши Вацлава Гжибовского:
«Гржибовский пришел ко мне с весьма озабоченным видом (правильно «Гжибовский», родился в 1887 году в именье Замехов, ныне село в Хмельницкой области Украины. Учился в Киеве и Львове. Посол в Москве с 1936 года вплоть до 17 сентября 1939 года. Отказался принять ноту о разрыве дипотношений между СССР и Польшей. Ему и всем польским дипломатам в Москве угрожало интернирование в связи с отсутствием Польши и, следовательно, с прекращением их дипломатического статуса. По ходатайству посла Германии Фридриха фон Шуленбурга и посла Италии Аугусто Россо Гжибовский и другие сотрудники польского посольства в Москве выехали в Швейцарию. Проживал во Франции. Умер в 1959 году – прим. ВЗГЛЯД). Он получил сообщение от польского посла в Лондоне, что мы поставили условием подписания декларации участие Польши, и спрашивал, соответствует ли это действительности.
Я ответил, что условий мы не ставили, но что мы получили определенное предложение о подписании декларации от имени четырех государств, включая Польшу. Мы и ответили согласием подписать в лице четырех. Нас не спрашивали, подпишем ли мы без Польши или нет, и нам не приходилось на это отвечать. Я могу, однако, сказать послу, что мы придаем весьма большое значение участию Польши. Я спрашивал, дало ли польское правительство какой-либо ответ.
Г. ответил, что он не получил никаких сообщений из Варшавы. Лично он полагает, что у польпра (польское правительство – прим. ВЗГЛЯД) должны быть серьезные колебания. Нельзя не отдавать себе отчета в том, что английское предложение является первым шагом на пути новой английской политики и что неудача может быть использована некоторыми английскими кругами, чтобы снова вернуть английское правительство на мюнхенские пути. С другой же стороны, подписание декларации отталкивает Польшу от Германии, с которой она имеет теперь три границы (фактически одну протяженную границу). Если Англия дальше декларации не пойдет, то Польша может остаться с глазу на глаз с Германией (Г., понятно, не сказал, что английское предложение идет вразрез в бековской линией на устранение СССР от участия в европейских делах).
Вступление венгерских войск в Словакию Г. объяснил мне тем, что прежняя граница между Карпатской Русью и Словакией не совпадает с тем административным делением, которое установила Чехо-Словакия, расширив Словакию за счет Карпатской Руси. По мнению Г., венгры стремятся теперь восстановить вновь оккупированную ими Карпатскую Русь в ее прежних границах, делая это, вероятно, по соглашению с Германией».
Этим же вечером 25 марта тому же Литвинову пришлось объяснять в кулуарах Большого театра британскому «спецпосланнику» Хадсону и послу Сидсу (см. предыдущий материал раздела) то же самое: поступило предложение подписать декларацию от лица четырех государств. Если Польша отказывается, то это уже декларация трех или даже двух государств. А это уже совсем другое предложение. Так дела не делаются. Кроме того, позиция Польши существенно важна, поскольку если Польша не будет в составе антигерманской коалиции, то она будет в союзе с Германией. А Варшава или выжидает, или просто саботирует, уже сделав выбор в пользу Берлина.
Варшава категорически отказалась не то что вступать в какие-либо союзы, но и даже подписывать какие-либо антигерманские декларации. И уже 4 апреля Литвинов пишет новому советскому полпреду в Берлине Мерекалову (Алексей Федорович Мерекалов начинал в органах ВЧК-ОГПУ. Окончил курсы Академии внешней торговли. В 1937–1939 годах – замнаркома внешней торговли, в 1938–1939 годах – полпред в Германии. После 1940 года на научной работе, был директором Всесоюзного института мясной промышленности, скончался в 1983 году в Москве – прим. ВЗГЛЯД):
«Уважаемый Алексей Федорович!
О политическом положении я ничего не могу сообщить сверх того, что Вам известно из газет – не из немецких, конечно, а из французских, английских и советских. Английская акция, выразившаяся в предложении нам подписать совместную декларацию, застопорилась, благодаря возражениям Польши, которая заявила, что не может примкнуть ни к какой акции, в форме декларации или иной, направленной против Германии. Чемберлен и Боннэ, вероятно, обрадовались польским возражениям и стали придумывать комбинацию без СССР. Нам англичане и французы заявляют, что они, конечно, еще не отказались от мысли какого-то общего блока, что они не намерены игнорировать СССР, что они будут нас консультировать, и действительно время от времени кое-что сообщают т. Майскому и т. Сурицу, но мы занимаем весьма сдержанную позицию, давая понять, что для нас неприемлемы какие бы то ни было планы, разработанные без нашего участия. Это Вам, вероятно, понятно из вчерашнего опровержения ТАСС.
Мы отлично знаем, что задержать и приостановить агрессию в Европе без нас невозможно, и чем позже к нам обратятся за нашей помощью, тем дороже нам заплатят. Мы относимся поэтому совершенно спокойно к шуму, поднятому вокруг так называемого изменения английской политики».
* * *
История вокруг Румынии и категорический отказ Польши занять какую-то ясную и определенную позицию привел в итоге к срыву одной из последних попыток создать совместный дипломатический фронт против германской агрессии в Центральной и Юго-Восточной Европе. Параллельно в Лондоне тот же самый Хельмут Вольтат, специалист по тайным делам, начнет играть с англичанами в игры, и они легко и просто пойдут на закулисные переговоры с представителями Берлина в обход всех своих союзников – и действующих (Франции, например), и потенциальных (СССР).
А ведь все еще можно было исправить.
Совет молодых дипломатов МИД России в рамках проекта «Дипломатия Победы» и подготовки Форума молодых дипломатов «Дипломатия Победы», инициированных по случаю 75-летия Победы в Великой Отечественной войне, предлагает вниманию читателей газеты ВЗГЛЯД уникальные документы Архива внешней политики (АВП) Российской Федерации, посвященные активной деятельности советской дипломатии в предвоенный период и в годы Великой Отечественной войны. Убеждены, что обращение к первоисточникам, подлинным свидетельствам той эпохи нивелирует попытки фальсификаций и манипуляций историческими фактами, внесет вклад в утверждение исторической правды, поможет воссоздать объективную картину прошлого.
Архив внешней политики РФ является структурным подразделением Историко-документального департамента (ИДД) МИД России. Огромный массив документов (более одного миллиона единиц хранения) охватывает период с 1917 года и продолжает пополняться материалами, отражающими эволюцию отечественной внешней политики с 1991 года. Архив выполняет функцию официального хранилища многосторонних и двусторонних договорно-правовых актов, заключенных от имени Советского Союза и Российской Федерации.
Не забудьте ниже поделиться новостью на своих страницах в социальных сетях.
