Марат Хайруллин: Можно ли договариваться с укропами
Все чаще и чаще наши так называемые западные партнеры говорят о необходимости перемирия. Ведущие издания не устают писать о необходимости то «корейского варианта», то просто прекращения огня без всяких условий. Российские политологи объясняют эту волну, как некую запросную позицию, которую западный политический мейнстрим таким образом вбрасывает в публичную сферу и внимательно считывает реакцию России. Официальную реакцию на эти запросы в очередной раз на днях озвучил министр иностранных дел России Сергей Лавров — пока договариваться не о чем. А неофициально эту позицию расшифровали все те же российские политологи, входящие в прокремлевский пул. Суть простая: Россия озвучила два главных требования. Первое — это отсутствие угрозы со стороны Украины как плацдарма, через который веками орды западных дикарей вторгались в нашу страну. И второе — денацификация. При соблюдении двух этих базовых условий Россия готова прекратить огонь и сесть за стол переговоров. Подчеркивается, что это базовая позиция именно политического, управляющего класса России. Вроде бы здесь все просто — народ внимает и трудится, армия воюет, а руководители руководят. У всех свои обязанности. Это так. Да не совсем. Точка зрения политического руководства страны, безусловно, является определяющей, но есть еще и существенное мнение людей, которые так или иначе связаны с фронтом. В масштабах страны это не такая уж и большая прослойка. Но именно на плечи этих людей легла вся тяжесть войны (как бы ее официально не называли). И они имеют право на свое особое мнение, которое, с моей точки зрения, должно быть услышано руководством страны. И учтено. Обязательно, просто железобетонно учтено.
В эти дни я пересек ленточку и вернулся, как у нас говорят, на Большую землю. И поразился, насколько безмятежно и сыто в массе своей живут наши города и веси. Все настолько мирно, что даже не возможно представить, что где-то совсем рядом люди рвут последние жилы и в муках умирают. Конечно, любой человек, вернувшийся с передовой или просто покинувший прифронтовую зону, будет испытывать эти чувства. По большому счету, ровно за это мы и воюем, чтобы у нас внутри всегда вот так было — комфортно и сыто. Но лично мне кажется, что если делать ставку лишь на мнение тех, кто беззастенчиво купается в этом комфорте, то рано или поздно кончатся те, кто готов пойти на смерть ради сохранения всего этого. Я еще раз подчеркну, что в общей народной массе количество людей, жертвующих в данный момент своим комфортом и жизнями в зоне Российско-украинского конфликта, невелико. Но если не дать им права на реализацию своего мнения, то наша власть рискует однажды проснуться и увидеть, что вокруг нет никого, готового взять в руки винтовку и идти добровольно воевать за нее. Итак, о чем же я говорю? Прежде всего, это простой и понятный вопрос, а за что эти люди сложили свои головы? Почему они вообще пришли на войну? Ради чего? В последние месяцы наши власти не озвучивают вопрос наших потерь. Оно и понятно, не стоит давать западной пропаганде козырей. Мы и так знаем, что наши потери в разы меньше украинских. Я это вижу каждый день на фронте — мы действительно учимся воевать, и потери наши совсем мизерны по сравнению с первой половиной войны. Но как бы мы ни говорили о разнице между их потерями и нашими, они, эти потери, есть. И мне кажется, не все понимают, что кроется за этим бл-дско-нейтральным словечком «потери». Попробую хоть немного донести это. Наибольшие потери нашей армии пришлись на конец лета и осень проклятого 22-го. Тогда весной мы 200-тысячным великолепно подготовленным армейским корпусом (150 т. Армия РФ и 50 т. Корпус ЛДНР) в щепки разнесли 250 тысячную армию укропов, которую старательно готовило почти 10 лет эти наши сучьи партнеры. И тогда наступил тот самый Стамбульский процесс — перемирие номер два (после Минских соглашений), когда укропы глумливо хихикали уже в открытую – открыто готовили под прикрытием этих самых Стамбульских переговоров миллионную армию…
Мы тут на фронте, конечно, понимаем, что такова логика политического процесса, что по-другому политическое руководство страны поступить не могло — потом брехливые эксперты по телевизору нам объяснят это. И хотя с самого начала все понимали, что гнилые укропы вновь нас обманут, все равно провоцировать их нельзя было, нельзя было раньше объявлять мобилизацию, и поэтому, чтобы не дать аргументов оппонентам, на фронт спешно гнали несчастный БАРС, а Рамзан Кадыров спешно выжимал из своей Чечни хоть как-то подготовленных мужиков. Чтобы, еще раз, — не обидеть ненароком ухмыляющихся укропов, не спугнуть этих капризных тварей со стамбульского толковища, и хоть как-то подготовиться к их очередному подлому удару. И когда сейчас снова поднялись разговоры об очередном перемирии, вы, господа политические, должны знать — прежде чем договариваться, за Стамбульские переговоры кто-то должен серьезно ответить. И вот почему. В августе 22-го миллионная армия отборных, переполненных ненавистью нацистов со всей дури врезала по нашему двухсоттысячному корпусу героев победителей, которые уже один раз дали по морде этой нечисти. И от тех боев у нас в «Славянке» в живых осталось всего два пехотных комбата. И оба сошли с ума. Один (мужик-шахтер под 60), прошедший со Славянкой все годы с Донбасской весны, заехал, кажется, навсегда в 7 корпус.
Есть тут у нас в Донецке в огромной девятиэтажной больничке такая дурка — целый этаж, забитый под завязку поломанными мужиками. А второй просто крышей тронулся, его до сих пытаются откачать и вернуть хоть в резервный бат. И поэтому сейчас у нас в основном комбаты, которым чуть за тридцать. Представляете, идет мальчишка мальчишкой, и уже подполковник. А разговоришься с ними, так мороз по коже, сколько у этих юных командиров за спиной. Потому что все они из ротных. Во втором бате с той осени остался только один ротный — Миша Медведь. Большой такой, могучий — идет в полной броне, лично ведет своих солдат на очередной штурм под Авдеевкой. А со стороны и непонятно, как он вообще ходит- то: битый- перебитый, 27 летний ветеран, 6 контузий, четыре ранения, в колене осколок, в печени пуля. А он ходит, несет эту свою пулю в печени навстречу другим укропским пулькам. Потому что пока нет других ротных с его опытом, и он там на передке нужен. Так как сколько бы мы ни говорили про технологию, а войну воюет и побеждает до сих пор тот самый пехотный Ваня.
А пехотный Ваня сегодня это вчерашний пекарь, дальнобойщик или менеджер широкого профиля, заключивший контракт. Чаще всего на пятом десятке. Потому что война это такая гадючая штука, что в первую линию суют всегда вот этих поживших мужиков, а молодых, да покрепче в резерв. Про запас. Сначала этих постарше израсходуют. И этим, не нюхавшим пороху, чтобы идти в бой, нужен вот этот пацан-ветеран, который так обнюхался пороха, что вся нюхалка умерла вместе со страхом и всем прочим в душе. Кроме Миши Медведя им нужен также мехвод Колюня из бронегруппы 3 бата, потому что не всякий мехвод может заехать туда, куда надо заехать под обстрелом да по минам. Колюня в ноябре 22-го так горел в Запорожье, что с тех пор, навсегда контуженный, двигается теперь только боком, как краб. Но все равно как-то двигается, лихо подскакивает, фирменно клюнув на свой покореженной бэхе к этим робким мужикам, и весело орет: -А ну двуногие, не ленись, занимай места согласно купленным билетам… За месяц под Авдеевкой его уже четыре раза подбили, а он все равно весело орет: Поехали… И едет. Иногда мне кажется, что я помню в «Славянке» всех переживших осень 22-го поименно… Столько их осталось, что даже моя худая память их удерживает… И так во всех батальонах, полках и бригадах, переживших проклятую осень 22-го. Медицинская альма матер, где работает моя славная тактическая докторша, зимой 22-го подготовила медиков для экстренной помощи раненым на поле боя. Молодые ребята, с высшим образованием, все как на подбор: великолепно обученные и экипированные — цвет нации. К январю 23-го чат моей сероглазой медички для учеников, где сидел этот выпуск, окончательно замолчал.
И когда моя любимая докторша в очередной раз приезжает на Донбасс учить солдат, как не изойти кровью под пулями, она вспоминает их и тихо истекает слезами. Они для нее так и остались лучшими. Той осенью в Красном Лимане мой друг, принципиальный татарин комендач Рама (Рамиль), психанул и отказался бросать город: -А люди? Они же нам поверили, а мы их бросили… Мы волокли его в машину вчетвером, когда укропы уже входили в город. Рама так брыкался, что сломал огромному Бизону палец на руке… А потом на лесной дороге где-то между Попасной и Красным Лиманом я видел, как в голос выл генерал. Он стоял перед танком и орал на хмурого полковника-танкиста: -Поворачивай, тебе говорю, я что, х-ем буду воевать… — потом у немолодого генерала сорвался голос, и он еще несколько секунд просто сипло подвывал и махал руками. А мрачный полковник просто стоял. Мы отступали, и где-то там застряли его танки, и он ехал выручать их… Вы можете себе представить русского генерала, который воет посреди лесной дороги? А я это видел и поэтому твердо считаю, что прежде чем заключать очередное перемирие, кто-то должен ответить вот за это все и многое другое, что теперь и не расскажешь — некому уже. И лучше всего, чтобы за это все ответили Зеленский, Залужный и прочие твари, которые ухмылялись нам в лицо все это время. Как ответили? Лучше всего поймать их, судить и публично повесить. И даже если они убегут из своей Укропии, все равно достать их, отравить, зарезать, взорвать. Как угодно, но чтобы они ответили — только тогда упокоятся души бессчетно погибших солдат, которые могли бы сейчас жить, если бы наши политические руководители страны не начали это Стамбульское соглашение, не дали бы им подготовиться и собрать этот миллион упоротых нацистов против нас. Мы все понимаем, это было необходимо и все такое. Но теперь, пожалуйста, учтите особое мнение рядового пехотного Вани, который оплатил все эти ваши перемирия своей кровью — сначала Зеленский и Залужный, отправляются на высший суд, а потом уже будем разговаривать. Может быть.
Не забудьте ниже поделиться новостью на своих страницах в социальных сетях.
