Ростислав Ищенко: Что останется после Бориса Джонсона

11.07.2022

Две недели и два дня не досидел в премьерском кресле Борис Джонсон до полных трёх лет, уступив в этом вопросе даже своей незадачливой предшественнице Терезе Мэй, которая премьерствовала полных три года и ещё тринадцать дней.

Джонсон, правда, может добрать срок неполноценным премьером — с момента принятия королевой его прошения об отставке он становится временно исполняющим обязанности премьера до тех пор, пока Консервативная партия Великобритании не определится со своим новым лидером, который и станет первым министром Её Величества.

Нет смысла рассматривать кандидатуры потенциальных сменщиков Джонсона — все они патентованные русофобы, которые будут продолжать текущий курс британской внешней политики. Так уж повелось, что правительство Её Величества, крепко державшее в руках бразды правления при консервативных кабинетах харизматичной Тэтчер и бесцветного Мейджора, со времён лейбористского кабинета Тони Блэра превратились в простой придаток политики США.

Лондон, конечно, и раньше большой любовью к России не отличался, являясь древнейшим и вернейших союзником США в Европе. Но Кабинеты Тэтчер и Мейджора были последними, которые строили с Вашингтоном истинно союзные отношения, базировавшиеся на совпадении британских и американских долгосрочных интересов (на такой же основе сейчас сотрудничают Россия и Китай).

Все последующие британские премьеры были обычными вассалами или даже холуями США, пытавшимися удовлетворить Вашингтон любой ценой — даже ценой коренных британских интересов.

Именно поэтому каждый следующий премьер Великобритании в своих взаимоотношениях с избирателями всё больше делал ставку на эпатаж, а два последних (Тереза Мэй и Борис Джонсон) превратились в полноценных фриков: одна всюду пыталась пританцовывать (получалось жалко), второй беспрерывно паясничал (выглядело не смешно, но противно).

За неимением прочной опоры в национальных интересах, постмейджеровские правительства Британии сделали ставку на внешние эффекты, впадая во всё большую зависимость от этих эффектов.

Так что, с точки зрения интересов России, следующий британский премьер, кто бы им ни оказался, будет не лучше, а хуже Джонсона.

Хуже потому, что Джонсон, являясь проамериканским русофобствующим фриком, всё же искренне верил в правильность реализуемого им внешнеполитического и внутриполитического курса. Он не стеснялся принимать на себя ответственность за непопулярные решения и, не видя адекватного сменщика в рядах Консервативной партии, готов был бороться до конца (даже со своими однопартийцами), отказываясь уйти в отставку несмотря на потерю поддержки собственной партии.

Впервые со времён королевы Анны Британия могла оказаться под управлением правительства, не имеющего поддержки большинства в парламенте.

Теоретически такое правительство может существовать и даже успешно править, опираясь на полномочия монарха. Но отказ от учёта мнения парламента, являющегося не просто законодательным органом, но точкой сборки и местом концентрации актуальной политической элиты, чреват дестабилизацией ситуации в стране.

Учитывая состояние дел в экономике, а также явно преклонный возраст Елизаветы II и отсутствие склонности к политическим авантюрам у её также далеко не юного наследника, Букингемский дворец не мог позволить себе поддержать установление фактической диктатуры непопулярного премьера и от Джонсона вынужденно отказались.

Но я бы обратил особое внимание именно на вынужденный характер прекращения поддержки Джонсона королевским двором. До последнего, пока количество ушедших в отставку высокопоставленных чиновников (в ранге министра и заместителя министра) не превысило пять десятков, пока не стало ясно, что консерваторы решились любой ценой убрать Джонсона из премьерского кресла, Борис отказывался уходить. Опорой ему служила позиция королевского двора и Вашингтона.

Откажи любая из этих сил Джонсону в поддержке — и в нынешних британских реалиях он отправился бы в политическое небытие без всяких секс-скандалов, пьянок на Даунинг-стрит, 10 в самые неподходящие моменты и по самым неподходящим поводам, и без какого бы то ни было сопротивления.

Дряхлость Елизаветы II, принца Чарльза и Джозефа Байдена не позволили реализоваться проекту премьерской диктатуры в Британии. Консерваторы, чувствуя, что власть уплывает из рук партийного истеблишмента, проявили минимально необходимое упрямство и продемонстрировали готовность разрушить систему управления страной, но добиться-таки отставки Джонсона.

Возможно, будь президент США поэнергичнее, а королева моложе, они и рискнули бы на конфронтацию со значительной частью политического класса Британии. Но их актуальное физическое состояние не позволяло организовать кампанию репрессий против инакомыслящих, сравнимую с той, что обеспечила Байдену президентство и уже два года правления, не приходя в сознание. Полномочий же самого Джонсона не хватало для установления полноценной диктатуры. В Британии это невозможно без активного участия правящего монарха.

Тем не менее мы должны твёрдо запомнить, что Вашингтон и Лондон готовы пожертвовать демократическими свободами не только на какой-то далёкой Украине, но и установить открытую диктатуру на своей собственной территории, лишь бы консолидировать остатки сил на борьбу с Россией, не отвлекаясь на внутриполитические дрязги.

В конце XVIII века Британия, с её многовековой парламентской традицией и двумя революциями, а также недавно освободившиеся от британской опеки США, с избираемым президентом и общей децентрализацией власти служили маяками прогрессивных буржуазных преобразований для позднефеодальной континентальной Европы.

Сегодня Лондон и Вашингтон вновь впереди планеты всей. В результате коллапса и распада созданной ими глобалистской тоталитарной политической системы, опиравшейся на лево-либеральную идеологию, бывшие прогрессивные буржуа, вернувшиеся даже не к феодальному, а к дофеодальному методу изъятия прибавочного продукта путём грубой силы, нуждаются в соответствующем потребностям экономики политическом аппарате.

Набеговая экономика, предполагающая поддержание нормального уровня жизни собственного общества за счёт открытого ограбления соседних обществ, нуждается в военном вожде — диктаторе (конунге, ведущем варварские орды грабить цивилизованные народы). Можно, конечно, смеяться над фриком Джонсоном, в качестве военного вождя, но на безрыбье и рак щука.

Недонаполеон Макрон и «ливерный» Шольц не обладают и половиной джонсоновского упорства и готовности к риску. А такие жёсткие политики, как Орбан, мало того, что возглавляют государства маленькие и слабые (то есть не обеспечены адекватным ресурсом), так ещё и представляют оппонирующий левым либералам право-консервативный политический лагерь, сражающийся за уничтожение глобалистской системы англо-саксонского доминирования.

Собственно, потому Джонсон и боролся так упорно в безвыходной ситуации, что он ещё довольно молод для политика (58 лет) и рассчитывает, что на следующем витке, когда потребность в диктаторе станет очевидна всему глобалистскому политическому истеблишменту Запада, о нём вспомнят и его услуги будут востребованы.

Не знаю оправдаются ли надежды Джонсона, вернётся ли он в большую политику, станет ли Кромвелем наших дней (раз не удалось стать Черчиллем), но то, что глобалистские элиты Запада утратили способность управлять при помощи демократических механизмов уже не только на далёкой колониальной периферии своей системы (вроде Украины), но и в её политических центрах (Вашингтоне и Лондоне) — очевидный факт. Ну, а раз диктатура политически востребована, она будет установлена.

Пример Зеленского тому порука. О нём тоже говорили: артист, комик, разве может он жёстко подавлять свободы? Выяснилось, что и воевать, и сажать, и убивать он проявил готовность с большей лёгкостью, чем Порошенко. Нам кажется, что фрик в политике не опасен, поскольку смешон. Но обезьяна с гранатой — тот же фрик. И пока мы её видим на экране, не сталкиваясь в реальной жизни, она тоже смешна.

 

Не забудьте ниже поделиться новостью на своих страницах в социальных сетях.

 

Количество просмотров:374

Источник

ukraina.ru

Материалы по теме

Материалы по теме

-

Картина Дня

Мнения

Видео