Цискаридзе - Я очень сильный русофил

– Николай Максимович, я знаю, что Ролан Пети хотел поставить спектакль о жизни Пушкина и пригласить вас и балерину Светлану Лунькину исполнить главные партии.
– Я ответил ему, что два раза в одну и ту же воду войти нельзя. У нас уже была одна удачная встреча с Александром Сергеевичем — в "Пиковой даме", и не надо его дразнить... Хотя сама идея была, конечно, красивая. Пети очень волновала история с дуэлью и трагической смертью.

– Правда, что в ваших грузинских жилах течет французская кровь?

– Моя бабушка, папина мама, которая умерла до моего рождения, была француженкой. Но мне об этом долго не говорили. Тем более что мама моя была из невыездных — по разным причинам. Но когда я узнал историю своей бабушки, многое мне стало ясно. Я понял, почему мне всегда инстинктивно Франция нравилась больше, чем другие страны.

– А правда, что перед каждой своей премьерой вы молились прямо на сцене...

– Да, перед каждым спектаклем. Все, кто в моей жизни был мне близок, сегодня в мире ином. А театр - для меня храм. И я знаю, что в этот момент они на меня смотрят, что все они где-то здесь, рядом. Так было всегда и везде - в Париже, в Москве, в Иркутске...

– Человек вы, кажется, сентиментальный, легко плачете?

– Плачу я, к сожалению, не легко, но иногда могу. Порой меня трогают очень странные вещи, и я сам этому удивляюсь. Помню, например, был в "Табакерке" на спектакле "Рассказ о семи повешенных". Там есть сцена, когда родители прощаются с сыном. И у меня неожиданно так полились слезы... Но вообще-то я стальная кнопка. Скорее сам доведу кого угодно до слез.

– Иногда вы производите впечатление сибарита.

– Я ни на кого не хочу производить никакого впечатления уже много лет и веду себя соответственно тому, что мне сейчас нужно. У меня в жизни все есть. С самим собой мне все ясно. И я никому ничего не доказываю. Когда ты понимаешь, что у тебя нет больше времени ждать, не хочется тратить его зря.

– Значит, вы всего в жизни достигли?

– Не достиг, а доказал. То, что я достигаю, я делаю для себя. И если я кому-то не нравлюсь, то и не хочу ему понравиться. Ну а если понадобится завоевать этого человека, я найду средства, как это сделать...

– Каждый знаменитый актер — нарцисс. Вы не исключение?

– Как можно не быть нарциссом в балете, если твоя профессиональная обязанность — смотреться в зеркало каждый день в течение многих часов? Конечно, дело не в том, что ты любуешься собой, ты просто обязан за собой следить. По-моему, у каждого человека имеется склонность к нарциссизму, но поведение зависит от внутренней культуры.

– Кто вам был интересен из хореографов, кроме Ролана Пети?

– Балетмейстеров практически нет, и это большая трагедия. Я очень дружу с хореографом Алексеем Мирошниченко. Может быть, к нему я пристрастен, но считаю, что он талантлив. А вообще нынешнее поколение балетмейстерское — провальное. Когда носишь в себе огромное количество балетного "текста", то постоянно видишь, что откуда взято. Я много раз приводил такой пример: есть замечательный спектакль "Парк" Анжелина Прельжокажа. И там мне ясно, что откуда. Но в этом спектакле есть мысль и идея, а когда в произведении этого нет, я просто вижу, что одно украдено отсюда, а другое — оттуда... Я не понимаю, почему теперь все делают из балетов Петипа свою версию и присваивают ей свое имя.

– Вы в балете консерватор?

– Ни в коем случае. Мне всегда было интересно творить. Однажды к нам приехал неординарный парень — Кристофер Уилдон — англичанин, работающий в New York City Ballet. Он сказал, что будет ставить "Гамлета" и пригласил меня. Я так готовился к этой партии, так мечтал. Верил, что что-то получится. Вдруг в разгар подготовки он говорит, что никакого "Гамлета" не будет. В итоге вышел спектакль под названием "Милосердные". Я к моменту постановки столько перечитал, настроился психологически, но выходить на сцену, чтобы ползать по ней... Не хочу! И вот так сложилось, что я этот спектакль не станцевал — заболел воспалением легких. Я знаю свой организм: если бы у меня была желанная премьера, то я бы до нее дожил и только потом разболелся...

— А Вы считаете, по-прежнему можем балет нести… вот балет русский самый лучший балет в мире.

— Мы можем это нести, если только правильно преподносить, правильно готовиться, правильно сочетать. Но в последнее время, почему то в России, это исторически сложившийся факт, очень многие историки об этом пишут, что мы любим смотреть на Запад и считаем, что там все красивее, длиннее, лучше и т.д. Мы любим все погубить, вот все хорошее, что у нас есть – погубили.

Даже мы не увидим никогда ни хорошего художника, ни хорошего драматурга здесь у себя рядом, ему надо умереть сначала. А любую сошку, или какую нибудь мартышку, которая уехала на Запад и где-то там в провинции прокукарекала, мы будем говорить: вот он спаситель. Это настолько неправильно.

Вы знаете, я наверное очень сильный русофил, потому как я всегда предпочитаю все наше. Нигде не существует дворца красивее русского.

— Нет, у нас всегда проблема, что у нас дворцы, памятники у нас лучшие самые, а вот люди, такая общая масса, живет хуже чем…

— Понимаете, каждый выбирает то, как он хочет. Вы знаете, я все время слышу вот эти стенания про людей. Для меня очень важно: Булгаков гений, он правильно в Собачьем сердце написал, что если я, Дарья Петровна и Зина будем мочиться мимо унитаза, то у нас в туалете будет разруха. Что такое разруха, это же не старуха с клюкой, правильно.

— Хорошо. А давайте пофантазируем: не хочу настраивать на плохое, но если бы Вы, Николай Цискаридзе, не были бы звездой, и не сопутствовала бы Вам так в жизни удача, если бы было все по другому и Вам предложили бы сцену, деньги, потенциальную славу в другой стране. Уехали бы?

— Ну мне предлагали много раз. Но я все время взвешивал.

— Ну, у Вас был другой выбор.

— Нет, я же говорю про тогда, когда я был молоденьким. Вы понимаете, меня остановил один факт, очень серьезный. Так как я с детства, так сложились обстоятельства, я звездой работаю с 10 лет, не то, что я себя чувствую, я работаю звездой с 10 лет. И будучи еще учеником московского хореографического училища, мне повезло, я сразу попадал в общество президентов вот все кто приезжал в СССР, перед всеми я танцевал. И когда мы приезжали куда-то на гастроли, всегда это были приемы с высшим обществом, какие-то иммигрантские и т.д.

И мне был виден спектр того, когда ты гость, и того когда ты иммигрант. И мне состояния иммигранта не хотелось, потому что мое сознание здесь сформировалось. Потом Вы знаете, несмотря на то, что я легко учу языки, у меня сознание русского человека, поведение русского человека. Я не понимаю, как можно прийти в гости с собственным тортом, потом его сложить и унести. Несмотря, что я чистокровный грузин, сознание у меня абсолютно русского, московского обывателя.

– Нужен ли русскому балету современный танец?

– А как же! Все должно идти вперед. Но Россия — единственная в мире страна, у которой такой багаж классики. На ней держится весь мир. Нельзя этого терять. Однако у нас по сей день у некоторых пресмыкание перед иностранцами. И мы все время хотим подражать Западу, на него ориентироваться. Такое раболепие меня убивает. Не надо этого делать! Пусть они на нас ориентируются!

Да, я грузин по происхождению, но я русский артист и очень этим горжусь. Я человек патриотичный и считаю, что наше русское — лучше, круче и больше.

Не забудьте ниже поделиться новостью на своих страницах в социальных сетях.